Главная Софья Мотовилова Виктор Кондырев Александр Немец Благодарности Контакты


Биография
Адреса
Хроника жизни
Семья
Произведения
Библиография
1941—1945
Сталинград
Бабий Яр
«Турист с тросточкой»
Дом Турбиных
«Радио Свобода»
Письма
Документы
Фотографии
Рисунки
Экранизации
Инсценировки
Аудио
Видеоканал
Воспоминания
Круг друзей ВПН: именной указатель
Похороны ВПН
Могила ВПН
Могилы близких
Память
Стихи о ВПН
Статьи о ВПН
Фильмы о ВПН
ВПН в изобр. искусстве
ВПН с улыбкой
Поддержите сайт



Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове

Фаина Браверман

Браверман-Горбач Фаина Григорьевна (1923, Сальница, ныне Винницкой обл. — 12 января 2003, Киев) — филолог, переводчик. Кандидат филологических наук.

Окончила среднюю школу в Сальнице.

В годы войны вместе с родителями эвакуировалась в Сибирь, затем в Ташкент, где окончила филологический факультет Среднеазиатского государственного университета.

С марта 1945 года работала в Киеве преподавателем в школе и в институте.

Защитила кандидатскую диссертацию в области филологии.



 

Парижская встреча

Из книги Фаины Браверман «Дорогами памяти»,
Киев : Институт иудаики, 2004, стр. 98—105

1 июля 1979 года в поезде, который из Москвы через Брест отправляли сквозь «занавес» в Париж, я приехала на Северный вокзал, где меня встретила знакомая, и ступила на землю моей мечты. День был пасмурный, по сравнению с московским зноем в канун моего приезда, показался даже прохладным.
Знакомство с Парижем началось с Жарден де Плант — Ботанического сада, у которого меня высадила моя знакомая, уехавшая к себе на работу на Левый берег. Мое внимание прежде всего привлекла лужайка с очень красивыми кустами руты лекарственной, что вызвало у меня добрые чувства. Вот уже 22 года хранится сухая веточка с того зеленого куста, которую я осторожно отщипнула на память.
Пройдя мимо статуи Ламарка, я вышла из ворот сада в сторону Сены и пошла вдоль реки по набережной Сен-Бернар. Набережная была почти пустынной — начался сезон отпусков и каникул, из ворот Парижа выезжали сотни автомобилей с покидавшими его на время людьми. Передо мной высилась изящная громада Нотр-Дам.
Подойдя к фасаду и обойдя по периметру величественный Собор, я немного посидела на скамейке перед входом и пошла в сторону Бульмиш — так сокращенно называют Бульвар Сен-Мишель, — чтобы посмотреть, далеко ли на этой знаменитой магистрали в пятом округе Парижа дом под номером 77, где живет мсье Гофман, через посредство которого я смогу «выйти» на Виктора Платоновича Некрасова.
Помимо адреса Б. Гофмана, у меня был телефон дочери художника Кузнецова. Но, кажется, я им не воспользовалась, а, приехав в Ментону к своему дяде, отправила письмо мсье Гофману с просьбой передать его Некрасову. В письме я назвала себя, передала привет от наших общих киевских друзей и попросила позвонить мне в Ментону по указанному мной телефону. Виктор Платонович позвонил, и мы договорились о встрече. Она состоялась 4 сентября в Париже, куда я приехала из Ментоны, — в кафе «Эскуриал», — том самом, о котором писал несколько лет спустя ленинградский писатель В. Конецкий в одном из своих очерков о встрече с опальным писателем.
Приветливое парижское солнце еще грело сквозь ветви платанов на знаменитом бульваре Сен-Жермен. Прогуливаюсь вдоль бульвара, не отходя далеко от «Эскуриала», расположенного на первом этаже здания, занимающего угол этого бульвара и Паромной улицы (рю дю Бак), ведущей к Сене и читала вывески бутиков. На одной из них обнаружила имя владельца — Иван Никитенко (конечно, по-фрацузски). Торгует недорогой, но фирменной бижутерией. И я вспомнила еще одно заведение под вывеской «У Ивана» (Шэ Иван), где предлагали борщ и гречневую кашу по сходной для французов цене — 10 франков за порцию каши!
Посмотрела на часы. Прошло десять минут после назначенного времени, но ведь живет он в Ванве — в 30 км от Парижа. Из раздумий меня вывел идущий навстречу Виктор Платонович. V.PL.N. — так он был зашифрован в моей записной книжке.
В 1974 году он вынужден был покинуть Родину и пять лет непростой жизни, хоть и в благополучном свободном мире, сказались на его облике. Загорелый, с лицом, изборожденным морщинами, он был похож на крестьянина из Гаскони, возвращающегося домой после жаркого трудового дня.
Мы поздоровались, и Виктор Платонович извлек что-то из кармана пиджака и прикрепил на моей одежде — там, куда вешают награды. «Это Вам орден за отвагу», — сказал он совершенно серьезно. Затем, столь же серьезно и чуть торжественно с долей ответственности, сознавая, что все мною услышанное будет рассказано при встречах с многими киевскими друзьями, сообщил о своих прошедших пяти годах парижской жизни следующее: «Мне 73 года, я не пью, чувствую себя сносно, богатства не нажил, но на все необходимое, включая карт оранж (проездной билет оранжевого цвета на все виды общественного транспорта с фотографией владельца оного, печатью и подписью предприятия) мне хватает. Сын Галины (жена Некрасова), — продолжал он, предупреждая мои возможные вопросы, — устроен хорошо, их материальное благополучие уже на уровне среднего француза». Насчет возраста я не стала переспрашивать, хотя ему тогда было не 73, а 68 лет.
За этим разговором мы подошли к кафе, поднялись на ступеньки полукругом, отличающим это кафе от сотен других в Париже, уселись за столик в затененном зале за чашечкой самого скромного по цене кофе. Виктор Платонович знал, по чьей просьбе я с ним встретилась, и первый его вопрос был о Рюрике , о Диди — его жене, о Маше — их дочери. Затем последовали вопросы о других общих знакомых: об Инночке и Сереже (Инна Емельяновна Комарова и ее муж — Сергей Борисович Крымский), о Максе Исаевиче Гельмане — профессоре художественного института, преподававшем на архитектурном факультете в студенческие годы Виктора Платоновича. Возможно, речь шла и о других лицах, но я уже сейчас не припомню.
Я рассказала о цели моей встречи с Некрасовым — просьбе наших общих друзей: видит ли он возможность помочь им перебраться из зыбкой трясины на твердую почву Парижа. Ответ был сдержанно обнадеживающим, удивительно просто и доброжелательно сформулированным, и сводился к тому, что можно найти для них «крышу» где-нибудь в Париже или его пригородах. Хорошо зная Рюрика, его характер, и существующую действительность, Некрасов понимал, что он не сдвинется из любимого кресла в гостиной с роялем в Доме композиторов, куда Виктор Платонович приходил запросто. Тогда ему нравилось выходить на балкон и во всю мощь своих легких высказывать членораздельно свою большую «любовь» к партии и правительству, доводя Диди до отчаяния. Иногда она сообщала об этих визитах кому-нибудь из друзей, уверяя, что сейчас явится кто-нибудь «оттуда» и всех арестуют.
Однажды Виктор Платонович пришел к Рюрику с одной из своих знакомых — журналисткой из Италии, разговаривающей только на итальянском. Знал, что Рюрик найдет кого-нибудь в обширном кругу своих друзей, приятелей, просто знакомых, для которых итальянский на уровне светской беседы — не проблема. Таким образом я оказалась в тесном кругу с Виктором Платоновичем. Нас было четверо — гостья из Италии, Некрасов, хозяин дома и я в качестве переводчицы. Тогда я оценила его мастерство речевого пасьянса и умение оставаться в общении центром притяжения. Ведь Виктор Платонович был еще и актером.
В августе 2001 года я смотрела по телевизору передачу «С потолка», которую готовил Олег Басилашвили. Героем ее был бывший актер нашего кино Анатолий Шагинян, проживающий ныне под Парижем. Он рассказывал, помимо других любопытных эпизодов своей жизни, о встречах с Некрасовым в студии радио «Свободы».
Как-то студию посетили журналисты из Польши, пришедшие в неописуемый восторг от встречи с «мэтром», автором «В окопах Сталинграда». Поддержав восторженные возгласы коллег, Шагинян уточнил, что мэтр не только мэтр, он еще и «литр»! Некрасову так пришлась по вкусу эта игра слов, что он от души искренне хохотал и при случае примерял к себе это слово.
В «Маленькой печальной повести» Виктор Платонович расскажет о своей дружбе с Анатолием Шагиняном, выведенном в одном из ее персонажей.
А пока мы в кафе «Эскуриал», пьем глоточками эспрессо и ведем неторопливую беседу, договариваясь, какие подарки кому из киевских друзей Виктор Платонович принесет мне на Гар дю Нор (Северный вокзал Парижа) в день моего отъезда из Франции. Узнав, что я приглашена к известному поэту-гуманисту Пьеру Эмманюэлю, Виктор Платонович попросил меня передать его благодарность за содействие в бесплатной госпитализации, когда врачи определили необходимость в срочной операции.
Просьбу Виктора Платоновича я, конечно, выполнила. Когда мы сидели за обеденным столом, Пьер Эмманюэль сказал, что на том месте, где я сижу, как-то сидела Белла Ахмадулина, так что это место можно считать русским. Тут оказалось кстати упомянуть еще об одном русском — известном писателе Викторе Некрасове, и передать от него большую благодарность за помощь, благодаря которой он был возвращен к жизни.
На прощанье Виктор Платонович дал мне свои «Записки зеваки» и еженедельник официальной информации под номером 1705 от 29 августа по 4 сентября 1979 года. На 106 страницах этой общедоступной по стоимости книжечки (тогда она стоила 1 франк 20 сантимов) собщалось о спектаклях, кинофильмах, которые можно посмотреть в десятках залов Правого и Левого берегов Сены, о сотнях ресторанов и кафе, о музеях и тому подобных вещах — интеллектуального и гастрономического характера.
Эта книжечка хранится у меня как память о незабываемой встрече с Виктором Платоновичем дивной ранней осенью под платанами всем знакомого бульвара. На обложке хорошо сохранились написанные Некрасовым простым карадашом в столбик три числа: 59, 61, 62. Это номера страниц, где карандашом выделены сведения о фильмах, которые Виктор Платонович советовал мне посмотреть — вышедший тогда на экраны «Амаркорд», «Крестный отец» и какой-то боевик. На посещение кинотеатров у меня не оставалось ни времени, ни денег, а судьбу моих дальнейших возможных встреч с Некрасовым решил мой прощальный визит к моим друзьям по Киеву, обосновавшимся в Париже году в 1975-м, — Эммануилу (Монечке) Ашпису и его жене Светочке Рудник-Ашпис.
Придя к ним попрощаться, я рассказала о встрече с Виктором Платоновичем, показала подаренный мне сборник «Прогулки зеваки» и сообщила, что Виктор Платонович придет на Гар дю Нор к отходу поезда на Москву, чтобы вручить подарки друзьям — Рюрику джинсы и еще кое-какие мелочи. Незабываемый Монечка внимательно все выслушал, глядя на меня своими полными извечной тоски глазами, и произнес со свойственным ему слегка скрипучим, с дрожью от волнения, голосом: Фанечка, Вы забыли, куда возвращаетесь?...
Сборник я оставила друзьям, а Виктору Платоновичу позвонила, извинилась и от встречи отказалась. Очень нелегко мне было все это проделать. Виктор Платонович выслушал меня с пониманием. Я вкратце рассказала о своем визите к Пьеру Эмманюэлю — о том, что я передала его, Некрасова, благодарность за помощь, и мы попрощались. Девятого сентября я садилась в поезд, уносивший меня в Москву. Проводник, с которым я встретилась в тамбуре, спросил меня: «Вы такая грустная, плачете?»
У меня и сейчас сжимается сердце при одном воспоминании о том  1979 года. Я покидала не только Францию, Париж, я расставалась с единственно уцелевшей после страшного увечья, называемого Холокостом, семьей моего единственного дяди со стороны дорогого отца, с дядей, которого больше мне не суждено было увидеть...
Визит к Ашписам вернул меня к реалиям мира, в который я возвращалась после двух месяцев, проведенных в стране, о которой мечтала годами. Рюрик остался без джинсов от Некрасова, без той странички в «Прогулках зеваки», полной, как ему говорили, добрых слов в его, Рюрика, адрес. Единственное, чем я могла его обрадовать — это процитировать начало посвященного ему абзаца: «Очень скучаю по Рюрику». Остальное в этом абзаце мне тогда показалось кощунственно несправедливым, и я не сожалела о том, что оставила «Прогулки зеваки» в большой библиотеке Монечки.
Ушел в вечность Некрасов, нет с нами Рюрика и Диди, и Монечка покоится на еврейском кладбище Парижа.
О Викторе Платоновиче напишут свои воспоминания многие, Монечка представлен несколькими строками в ностальгическом стихотворении Риталия Заславского. Некогда будоражившая умы и чувства поколения сороковых и пятидесятых поэма «Песня трех апрелей» Рюрика Немировского напечатана в элитном литературоведческом журнале «Самбатион» с предисловием кандидата филологических наук В. В. Кравца. Очень хочется надеяться, что и Рюрик, и Монечка — эти яркие «зеваки» киевского интеллектуального «пятачка» 50—70-х годов, центром притяжения которого был Вика Некрасов, — найдут своего летописца, и память о них зафиксируется.
А вот Макс Исаевич Гельман, которому Виктор Платонович, несколько раз упомянув его в нашем разговоре, просил передать особенно почтительный привет... Вскоре после возвращения в Киев я встретила Макса Исаевича на улице Ленина (ныне Хмельницкого) около дома номер 27, где на первом этаже находиться художественный салон, а на всех остальных этажах живут — жили, по крайней мере, — члены Союза художников. И Макс Исаевич жил в этом доме со своей женой Марией Владимировной, из княжеского рода Трубецких. Я предвкушала, как он обрадуется привету от Виктора Платоновича, как увлажнятся его глаза за толстыми стеклами очков, а я буду рассказывать ему любопытные подробности нашей встречи... Увы! Все было не так, как я предполагала. При первом же упоминании имени Некрасова лицо Макса Исаевича как-то вытянулось, с него исчезли теплый румянец и приветливая улыбка... Бог мой, я никогда прежде не видела его таким взбудораженным и даже немножко злым. И это человек, которого мы считали покорным соглашателем, всегда «за»?
Чем же его обидел такой искренний привет от Виктора Платоновича? Ведь он был одним из первых восторженных читателей книги Некрасова «В окопах Сталинграда». «Иных уж нет, а те далече», — заметил Пушкин в «Евгении Онегине», цитируя Саади. Как я уже упоминала, ушли из жизни все, о ком идет речь выше, а дочь Рюрика и Диди — Маша — лет 10 живет в Иерусалиме. Словесную реакцию Макса Исаевича я не помню в деталях, но суть ее сводилась к тому: хорошо Некрасову в своем Париже, а здесь погибает человек, а ему до этого дела нет! Речь шла о Гелии Снегиреве.
Давно уже нет Макса Исаевича среди живых, но этот эпизод напоминает мне о человеке и о времени со скульптурной рельефностью. Гельман был прекрасным скульптором, искренним и глубоким художником, и не случайно именно ему так настойчиво кланялся другой художник из далекого Парижа. Но взгляды людей, к сожалению, меняются.


 
 

2014—2024 © Международный интернет-проект «Сайт памяти Виктора Некрасова»
При полном или частичном использовании материалов ссылка на
www.nekrassov-viktor.com обязательна.
© Viсtor Kondyrev Фотоматериалы для проекта любезно переданы В. Л. Кондыревым.
Flag Counter