Письма Виктора Некрасова

Генрих Бёлль

Генрих Теодор Бёлль (21 декабря 1917, Кёльн — 16 июля 1985, Лангенбройх) — немецкий писатель (ФРГ), переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе (1972).

С 1924 по 1928 год учился в католической школе, затем продолжил обучение в кёльнской Гимназии кайзера Вильгельма. Работал столяром, служил в книжном магазине.

Летом 1939 года Бёлль поступил в Кёльнский университет, но уже осенью его призвали в вермахт.

Во время Второй мировой войны 1939—1945 гг. пехотинцем воевал во Франции, участвовал в боях на Украине и в Крыму. В 1942 г. Бёлль женился на Анне Мари Чех, которая родила ему двух сыновей. В апреле 1945 г. Бёлль сдался в плен американцам.

Печататься Бёлль начал в 1947 году. Первые произведения — повесть «Поезд приходит вовремя» (1949), сборник рассказов «Путник, придёшь когда в Спа…» (1950) и роман «Где ты был, Адам?» (1951, русский перевод 1962). В 1991 г. в московском издательстве «Молодая гвардия» вышла книга, объединившая под одной обложкой «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова и «Где ты был, Адам?» Генриха Бёлля.

Сборники рассказов Бёлля «Не только к Рождеству» (1952), «Молчание доктора Мурке» (1958), «Город привычных лиц» (1959), «Когда началась война» (1961), «Когда кончилась война» (1962) нашли отклик и у читателей, и у критики.

В 1953 году опубликовал повесть «И не сказал ни единого слова», год спустя — роман «Дом без хозяина». Славу одного из ведущих прозаиков ФРГ принёс Бёллю роман «Бильярд в половине десятого» (1959). Заметным явлением в германской литературе стало следующее большое произведение Бёлля — «Глазами клоуна» (1963).

В 1971 году Бёлль был избран президентом немецкого ПЕН-клуба, а затем возглавил и международный ПЕН-клуб. Этот пост он занимал до 1974 г.

В 1972 году стал третьим из немецких писателей после Германа Гессе и Нелли Закс, удостоенным Нобелевской премии после Второй мировой войны. Во многом на решение Нобелевского комитета повлиял выход нового романа писателя «Групповой портрет с дамой» (1971), в котором писатель попытался создать грандиозную панораму истории Германии XX века.

Бёлль был первым и, пожалуй, самым популярным в СССР западногерманским писателем молодого послевоенного поколения, книги которого были изданы в переводе на русский. С 1952 по 1973 г. на русском языке было опубликовано более 80 рассказов, повестей, романов и статей писателя, причём его книги выходили намного большими тиражами, чем на родине, в ФРГ.

Писатель неоднократно бывал в СССР (1962, 1965, 1966, 1970, 1972, 1975, 1979), однако был известен и как критик советского режима. Принимал у себя Александра Солженицына и Льва Копелева, изгнанных из СССР. В предшествующий период Бёлль нелегально вывозил рукописи Солженицына на Запад, где они были опубликованы. В результате произведения Бёлля были запрещены к публикации в Советском Союзе. Запрет был снят лишь в середине 1980-х годов с началом перестройки.

Виктор Некрасов — Генриху Бёллю¹

Два черновика одного письма
14/I-73²

Из книги Виктора Некрасова «Арестованные страницы».
Рассказы, интервью, письма из архивов КГБ. —
К. : Лаурус, 2014, с. 215—220.
Составитель, автор документального очерка
и комментариев Любовь Хазан.

Обложка книги	Титульный лист

Дорогой Генрих!
Я нахожусь сейчас под впечатлением твоей статьи в «Ди цайт»³, которую слушал вчера вечером по радио.
Живя во второй половине XX века и находясь в 2—3 часах лету от твоего Кельна, я лишен возможности прилететь к тебе, пожать тебе руки и поговорить обо всем наболевшем, лишен даже возможности прочесть твою статью в газете. Слава богу, радио сейчас не глушат и хоть с приемником в руках могу с тобой, правда, хоть и односторонне, но пообщаться.
Так вот, я прослушал твою статью. Она не требует ни поддержки, ни слов благодарности — это ясно каждому. Просто мне хочется сказать тебе, а заодно и твоим друзьям, как важно в этот сложнейший момент, который переживает сейчас русская литература, знать, что ты не один, что все, что происходит сейчас у нас⁴, касается и волнует не только тебя — русского.
Каждое утро я с трепетом разворачиваю газеты. Меня, правда, не удивишь. В сентябре прошлого года я читал «гневные» выступления ученых и писателей против акад. Сахарова, в 60-м против Пастернака, помню и начало 50-х годов и конец тридцатых. Сейчас я читаю Гэса Холла⁵, статьи из «Руде право», «Трибуны люду», «Фольксштимме», «Нойес Дойчланд»⁶... Люби я гиперболы, я сказал бы что-нибудь вроде того, что когда читаешь эти статьи, шевелятся волосы на голове или стынет кровь в жилах. Но я не люблю ни гипербол, ни штампов, говоря же проще — я к трепу привык.
Повторяю — меня не удивишь. Скольких прекрасных людей назвали в свое время и предателями, и врагами народа. Ну а теща Солженицына... Не ново! И приемы не новые. Плевать на то, что передовик (наш русский, конечно) и понятия не имеет, о чем идет речь, и ничего не читал и не хочет солженицынских «пасквилей» и «варева», да и вообще в большим стве своем даже не знает, кто такой Солженицын. Враг — и все! (Вспомни шофера такси в известном письме Лидии Чуковской⁷...) Итак — я ко всему привык, меня не удивишь.
И все же я задаю себе вопрос. Не тебе, не кому-либо другому, а именно самому себе. Кому этот позор нужен? Кому выгодна вся эта непристойность? Стране, народу, русской литературе? Оклеветать, оболгать, оскорбить Солженицына, конечно, можно — но он, слава богу, выше всего этого, вычеркнуть же его имя из литературы, увы, нельзя — это не литературный словарь, там все можно. И чего бы ни навешивали на Солженицына его враги и завистники, им придется свыкнуться с мыслью, что вошел он в литературу прочно, по праву и навсегда — и творчеством своим, и бескомпромиссностью, и бесстрашием. Это уже стало аксиомой, а аксиомы, как известно, доказательств не требуют.
А теперь о том, из-за чего, собственно говоря, и загорелся весь сыр-бор, об «Архипелаге ГУЛАГе». Как и большимство советских людей, самого произведения я не читал, но, в отличие от большинства, о чем там написано, знаю. И но из газет. Кое у кого, даже из среды симпатизирующих автору людей, возникает не лишенный основания вопрос: а не перегнул ли Солженицын палку, не зашел ли слишком далеко, может, и сам момент опубликования книги выбран неудачно?
Нет, не перегнул, не зашел, а удачных моментов, вспоминая тяжелое прошлое, вообще не бывает.
Прошлое это было, и не просто прошлое, а история твоего народа, народа, познавшего столько, сколько не познал ни один народ в мире. Закрывать глаза на это прошлое преступление. Обвинять в предательстве и измене человека, не хотящего закрывать глаза, — преступление не меньшее.
Я хочу знать, был ли XX съезд? И не выносил ли он резолюции и решения, принятые единогласно 1355 делегатами, представлявшими 7 215 505 коммунистов, и не голосовали ли за них в тот день, 25 февраля 1956 года, среди других делегатов 45 Героев Соц. Труда и 60 Героев Советского Союза? И не голосовали ли они тогда против так называемого культа личности, иными словами, против террора, чисток и крови, которой залил страну Сталин? И не выносили ли парни тайно, ночью его тело из мавзолея?
Не сносили ли десятки тысяч памятников и бюстов, не сбивали ли барельефы и монументы, не переименовывали ли Сталинград, а саму битву не назвали ли битвой на Волге, не меняли ли Сталинским лауреатам значки на новые, с лавровой ветвью вместо портрета?
А сейчас в Гори⁸, на родине Сталина, я стоял перед громадным памятником в центре города и бродил по залам музея его имени, где выставлены его портреты, фотографии и даже стихи, написанные им в 1б-летнем возрасте. Специальный зал выделен даже для подарков тов. Сталина — это, правда, ничтожная часть того, что когда-то занимало все здание Музея революции в Москве. Бережно хранится под сенью колоннады и крохотный домик, в котором родился человек, имя которого нельзя было произнести без сопровождающих «гениальный» и «мудрый», а потом вычеркнули из всех учебников.
Так кто же он был? Герой или преступник? Мыслитель или тиран? Отец и учитель или завистливый, мстительный трус?
Ответа нет... В редких случаях можно услышать, и то не слишком громко сказанное: «Допускал, конечно, отдельные ошибки, но его вклад в сокровищницу марксизма...» Но и у тех, что были когда-то «винтиками», вырвется другой раз более крепкое, более определенное: «Хозяином был... Знал, что хотел... Нельзя России без крепкой руки...» Третьи молчат и ждут...
Писатель не может ни молчать, ни ждать. Он должен писать! Обо всем! Запретных тем у нас нет — как любят говорить у нас с высоких трибун съездов. О войнах и новых странах, о героизме войны и буднях тыла, о борьбе и самопожертвовании, любви и ненависти, даже о цветочках (одно из стихотворений 1б-летнего Иосифа Джугашвили начинается так:

        Раскройся, розовый бутон,
        Прильнул к фиалке молодой,
        И, легким ветром пробужден,
        Склонился ландыш над травой.

        Вот с чего он начинал.
        Но всегда делай во имя... Во имя чего?

Ответ звучит банально — что поделаешь, — но он один: во имя торжества правды на земле! Но тут же возникают тысячи: какая правда? чья правда? кому верить нам? с какой целью — большой или маленькой?
Ерунда! Правда есть одна. И в большинстве своем горькая. И всегда она боролась с кривдой, ложью, обманом и с теми самыми «отдельными ошибками», которые стоили такой большой крови.


* * *
Дорогой Генрих!
Три дня назад я прослушал по радио твою статью, напечатанную в «Ди цайт», и сразу же сел тебе писать. Последующие дни прибавили мне пороху — появилась статья в «Правде»⁸, а за ней, без сомнения, на наши головы полетел ворох «гневных возмущений» академиков, писателей и экскаваторщиков.
Пишу это письмо не только чтобы поблагодарить тебя за твое выступление — это само собой разумеется, — а просто чтобы сказать, как приятно знать, что есть где-то за тридевять земель человек, который не только думает о тебе, но и так же мучается, как ты, и не боится возвысить свой голос в защиту.
Начну это письмо со слов благодарности Попову и Маркони. Только благодаря им мы можем иногда услышать друг друга, несмотря на все рогатки мировой разрядки. Подумать только: во второй половине XX века я, находящийся в каких-нибудь 2-3 часах лёта от твоего Кельна, вынужден еще соображать, каким же путем доставить тебе это письмо. Когда-то давно, да и сейчас вроде есть другой способ: лизнул конверт — и бросил в почтовый ящик. Увы, все те же рогатки разрядки. В Хельсинки и Женеве до сих пор еще не могут решить, не является ли это вмешательством в суверенные права государств и не нарушает ли это традиции и обычаи той или иной страны. Итак, хвала и честь двум великим ученым, хотя и на них есть управа — нашлись же люди, которые придумали глушение, одно из самых позорных изобретений современной культуры.
Но поговорим по существу.
Бессмысленно оспаривать гнусные обвинения никому не известного И. Соловьева в «Правде» по адресу Солженицына. Они настолько лживы, злобны и беспомощны, что не требуют даже аргументации. Горько другое — «Правда» все-таки есть «Правда», и читают ее миллионы, и многие верят. К сожалению, но это так. Конечно же, письма большинства экскаваторщиков и бетонщиков написаны руками циничных газетчиков — самим авторам глубоко на все наплевать, — но много еще таких таксистов, вроде того, о котором писала Лидия Чуковская. «Я вот этими самыми руками хлеб собирал, когда был комбайнером, а он, видите ли, родину продает», — говорил этот малый о Пастернаке, со всей искренностью презирая его.
Вот это действительно ужасно. Десятки, сотни тысяч людей верят, что Солженицын и Сахаров действительно сторонники холодной войны и против разрядки. Я отнюдь не идеализирую нашу агитацию и пропаганду — уж больно она примитивна, — но ведь все существующие в нашей стране средства информации к их услугам — газеты, журналы, радио, телевидение, лекторы, инструкторы, агитаторы. Обилие и однообразие этих средств вызывает, правда, соответствующую реакцию — радио выключают, а в газете читают в основном «Спорт», — но так или иначе яд все-таки действует. Я не встречал, правда, таких, как Лидия Чуковская, убежденно ненавидящих таксистов, но от скольких людей я слыхал удивленное: «И зачем же только эта холодная война нужна Солженицыну и Сахарову. Такие люди — и не понимают...» И говорилось это со всей искренностью и огорчением.
Вот в этом весь ужас происходящего... Верят, хотя и не понимают.
Далее. О том, из-за чего весь сыр-бор загорелся. «Архипелаг ГУЛАГ». Отбросим опять все обвинения в предательстве, клевете и прочих грехах — тут все ясно, — но, может быть, Солженицын где-то действительно перегнул палку, перешел границы дозволенного, выбрал неудачный момент для публикации?
О моменте говорить не будем — вспоминать прошлое, ли еще и не очень веселое, отнюдь не радостно, — идет ли борьба за разрядку или нет. Речь идет о другом — вспоминать ли о нем вообще. Кое-кому желательно — не вспоминать, зачем старое ворошить, честнее же и целительнее не только вспоминать, но и пытаться в нем разобраться. Если бы его — это прошлое — можно было бы вычеркнуть, но его не вычеркнешь — слишком много жизней и крови оно стоило!

_____________________________

¹ Два карандашных черновика письма на имя Бёлля были изъяты во время обыска в квартире В. Некрасова 17-18 января 1974 года. В протоколе описи изъятых вещей говорится: «В рукописном тексте на имя «Генрих» автор возводит клевету на газету «Правда» — печатный орган ЦК КПСС — и сообщает адресату, что в ней печатается ложь. <...> С клеветнических позиций рассматривает агитацию и пропаганду в нашей стране, называя ее ядом. <...> По своему содержанию письмо является клеветническим».

О тесной связи с рядом известных зарубежных коллег, в том числе с Генрихом Бёллем, можно судить, например, по заявлению Виктора Некрасова в Ленинский райком КПУ г. Киева: «19 сентября с.г. на заседании парткома Союза писателей украины мне было нанесено тягчайшее оскорбление. Я был исключен из партии. На основании абсолютно бездоказательных клетнических обвинений в совершении поступков, которых я не совершал и совершить не мог.<...> Меня обвиняли, что я поддерживаю связи с националистическими и сионистскими типами, с людьми антисоветски настроенными, приезжающими из-за границы, «берущими у меня информацию». Может это коммунисты Ренато Гуттузо и Луи Арагон или Генрих Бёлль и Карло Леви, которых я действительно принимал? или Джон Стейнбек?»

В 1991 году в московском издательстве «Молодая гвардия» вышла книга, объединившая под одной обложкой «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова и «Где ты был, Адам?» Генриха Бёлля. Объясняя замысел издания «двойного портрета», в предисловии к этой книге писатель Вячеслав Кондратьев, в частности, рассказал: «Когда я встречался с Виктором Платоновичем Некрасовым в Париже в 85-м году, он в разговоре мельком бросил, чтое ему хотелось бы «В окопах Сталинграда» издать в одной книге вместе с романом Г. Бёлля «Где ты был, Адам», и добавил, что это желание и Бёлля».

² Автор письма ошибся, машинально написав «73». В письме содержится отклик на издание книи А. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», осуществленное в Париже 28 декабря 1973 года, и на поднявшейся вокруг этого события шум в советской и зарубежной коммунистической прессе, из чего следует письмо В. Некрасова следует датировать 1974 годом.

³ «Ди Цайт» — немецкая еженедельная газета, издававшаяся в Западной Германии. Некрасов упоминаеттретью по счету статью Бёлля о Солженицыне (всего их четыре), посвященную преимущественно ситуации вокруг травли писателя из-за выхода за рубежом «Архипелага ГУЛАГ». Статья Бёлля называется «Нужно всегда идти дальше. Александр Солженицын и его лагерная книга «Архипелаг ГУЛАГ».

⁴ После слов «у нас» В. Некрасов зачеркнул «с Солженицыным и Сахаровым».
В разгар публичной травли, начатой летом 1973 года, когда имена Солженицына и Сахарова связывали воедино, Солженицын публично выдвинул Сахарова в претенденты на присуждение Нобелевской премии.

⁵ Гэс Холл (1910—2000) — с 1959 г. Генеральный секретарь компартии США, с 1988 г. — ее национальный председатель.

⁶ «Руде право» — официальная газета компартии Чехословакии; «Трибуна люду» — печатный орган Польской объединенной рабочей партии; газеты «Фольксштимме» и «Нойес Дойчланд» издавались соответственно в Австрии и ГДР.
В начале января 1974 года ТАСС распространило для перепечатки в советской прессе изложение статьи «Торговцы паданцами», опубликованной в газете «Руде право», где «Архипелаг ГУЛАГ» был назван «пасквилем» и «антисоветской клеветой».

⁷ Лидия Корнеевна Чуковская записала монолог шофера такси, в котором ехала, об изгнании Пастернака из Союза писателей: «Один писатель, Пастер, кажется, фамилие, продался зарубежным врагам и написал такую книгу, что ненавидит советский народ. Миллион долларов получил. Ест наш хлеб, а нам же гадит».

⁸ В эссе «Взгляд и Нечто», впервые опубликованном в журнале «Континент» в 1977 году, В. Некрасов сообщает, что был в Гори года за три до этого.

---

Виктор Некрасов «Две встречи с Генрихом Бёллем»