Главная Софья Мотовилова Виктор Кондырев Александр Немец Благодарности Контакты


Биография
Адреса
Хроника жизни
Семья
Произведения
Библиография
1941—1945
Сталинград
Бабий Яр
«Турист с тросточкой»
Дом Турбиных
«Радио Свобода»
Письма
Документы
Фотографии
Рисунки
Экранизации
Инсценировки
Аудио
Видеоканал
Воспоминания
Круг друзей ВПН: именной указатель
Похороны ВПН
Могила ВПН
Могилы близких
Память
Стихи о ВПН
Статьи о ВПН
Фильмы о ВПН
ВПН в изобр. искусстве
ВПН с улыбкой
Поддержите сайт



Произведения Виктора Некрасова

Сталинград и Колыма
(Читая В. Шаламова)

Рецензия для радио

4 августа 1986 г.

Опубликована В.Л. Кондыревым в журнале "Всемирное слово": 1992, № 3, — с. 80-81, в «Шаламовском сборнике». Вып. 2. Сост. В. В. Есипов. — Вологда : Грифон, 1997. — С. 101—104 и в однотомнике «Виктор Некрасов. Сочинения». — М. : Книжная палата, 2002. — С. 1158—1159

"Всемирное слово" 1992, №3 в формате pdf 

(увеличить)


Считается, что война одно из самых страшных испытаний, которые выпадают на долю человечества. Может быть, даже не «одно из», а самое страшное.

Что и говорить, война страшна. Страшна потому, что это смерть. Тысячи, сотни тысяч, миллионы смертей. И опустошенные земли, разрушенные и захваченные врагом города, и рабство, унижение покоренных. И жестокость, ненависть, которую в тебе воспитывают. «Убей немца!» — к этому призывали. И снайперы, убившие наибольшее количество немцев, получали звание Героя Советского Союза.

Я довольно хорошо знаю войну. Сталинград считался самым кровавым местом всей Второй мировой войны. «Инферно ин Сталинград», — писали в своих газетах немцы: — «Сталинградский ад». Подсчитано, что до начала нашего наступления немцы сбросили на Сталинград ни больше ни меньше как миллион бомб, совершили более ста тысяч самолетовылетов. Сколько погибло с обеих сторон — никто точно не знает. Много...

Война — это, конечно, страх и ужас. Я пережил одну из самых страшных бомбежек тех лет — 23 августа в Сталинграде. За один день город был фактически полностью уничтожен. И страшнее всего была полная беспомощность и бессилие. Зенитки умолкли.

Потом началась позиционная война. Тоже нелегкая. И Мамаев курган, на котором я провел более четырех месяцев, считался самым опасным, самым ответственным участком обороны.

И все же в войне, при всем ее ужасе, было нечто, что придавало силы. Ясность цели — там враг, и его нельзя пропустить. Это было главное, заслонявшее все остальное, даже былые злодеяния Верховного Главнокомандующего.

Сталинградскую оборону принято называть героической. Но героизма, как такового, героических поступков было не так уж много, трусости, растерянности, пожалуй, даже больше. И глупых, бессмысленных приказов тоже. И все же выстояли, победили.

И сейчас, через столько лет, — может, таково уж свойство человеческой памяти, но в ней сохранилось не только все страшное тех дней, а и что-то светлое — дружба, верность, песни и перекуры в землянке, той самой, от которой до «смерти четыре шага». Даже о старшине-воре и о безграмотном грубияне начальнике штаба вспоминаешь сейчас с улыбкой.

И вот, сидя в этой самой землянке на одном из опаснейших участков войны или скрючившись в окопе, в шестидесяти метрах от немцев, — мы просто-напросто не знали, не могли себе даже представить, что где-то далеко-далеко, чуть ли не на противоположном конце земного шара, есть место, где ад, со всеми своими чертями и раскаленными сковородками, мог показаться местом более или менее благоустроенным и естественным. Естественным, потому что сковородки лизали грешники, люди плохие и в чем-то виноватые. А в этом месте, о котором кое-кто из нас и слыхал краешком уха, но вспоминал очень редко, — мучились и умирали люди невинные. Я говорю о Колыме.

Я говорю об этом и провожу какие-то параллели, потому что только сейчас попала мне в руки вторая книга Варлама Шаламова «Воскрешение лиственницы». И опять что-то растревожила.

В Советском Союзе я Шаламова не читал. Попав на Запад, стал натыкаться то в «Русской мысли», то в «Новом журнале» на отдельные его рассказы. И только в прошлом году прочитал его «Колымские рассказы», толстенный том в 900 страниц.
Варлам Шаламов «Колымские рассказы»

Шаламова не обязательно читать подряд, может быть, даже не нужно — уж больно все страшно и кажется таким безысходным, но читать его надо всегда и постоянно. Чтоб напомнить себе, еще и еще раз, — так было. Нечто еще более страшное, чем война, чем ад. Ад — это торжество справедливости. Колыма — торжество абсолютного зла. В XX веке, в твоей родной стране. Не забывай об этом. Никогда!

Шаламов, конечно же, писатель великий. Даже на фоне всех великанов не только русской, но и мировой литературы.

Великий потому, что, рассказывая о жизни, которая не познавшему ее даже в страшном сне не приснится, он нигде не педалирует, не сгущает краски (впрочем, куда уже сгущать!), не морализирует, не подводит своего авторского итога, что так свойственно было самому великому из всех писателей — Толстому.

«Колымские рассказы» — это громадная мозаика, воссоздающая жизнь (если это можно назвать жизнью), с той только разницей, что каждый камешек его мозаики сам по себе произведение искусства. В каждом камешке предельная законченность. О Шаламове написано уже много. И о самом лагере смерти, именуемом «исправительно-трудовым», в котором он провел чуть ли не полжизни, и о том, с каким умением, талантом, нигде не переступая некую черту, дозволенную искусством, написаны эти рассказы. Я не хочу повторяться, я не пишу рецензию. Просто я опять только что столкнулся с шаламовской Колымой в «Воскрешении лиственницы» и еще раз убедился в том, что Шаламова надо перечитывать. Твердить как некую молитву.

 



Титульный лист книги Варлама Шаламова «Колымские рассказы».
Предисловие Михаила Геллера.
Из библиотеки Виктора Некрасова



Один из самых страшных рассказов его называется «По ленд-лизу». Это рассказ об американском бульдозере, который пришел по ленд-лизу, и «зэки» надеялись, что он поможет на лесоповале, а начальство использовало его для разгребания старых и рытья новых могил.

«Раскрылась земля, — пишет Шаламов, — показывая свои подземные кладовые, ибо в подземных кладовых Колымы — не только золото, не только олово, не только вольфрам, не только уран, но и нетленные человеческие тела... Бульдозер сгребал эти окоченевшие трупы, тысячи скелетоподобных мертвецов. Все было нетленно: скрюченные пальцы рук, гноящиеся пальцы ног, расчесанная в кровь сухая кожа и горящие голодным блеском глаза... Эти человеческие тела ползли по склону, может быть, собираясь воскреснуть...»

Прочитав это, я невольно вспомнил, как через несколько лет после войны я попал на Мамаев курган. Он весь был усеян костями и черепами — размыло дождями. В основном это были наши защитники — немцы своих убитых вытаскивали и хоронили в другом месте. Потом, еще через несколько лет, бульдозеры эти кости и черепа разгребли и свалили в одну братскую могилу. Сейчас над ней — хороший или плохой, другой вопрос, — памятник, стометровая «Мать-Родина».

А над той, колымской, могилой ни камешка, ни креста... А в ней, как подсчитано учеными, Робертом Конквестом в том числе, не меньше двух, а то и трех миллионов человек.

И все это забыто, быльем, как говорится, поросло. Не было, и точка. Потому и надо читать и перечитывать книги В. Шаламова, великого русского писателя. Это он воздвиг памятник на безвестной могиле миллионов ни в чем не повинных людей. Он, а не советская власть, утверждающая, что «Никто не забыт, ничто не забыто». Честь ему поэтому и слава! На вечные времена!
 


 

2014—2024 © Международный интернет-проект «Сайт памяти Виктора Некрасова»
При полном или частичном использовании материалов ссылка на
www.nekrassov-viktor.com обязательна.
© Viсtor Kondyrev Фотоматериалы для проекта любезно переданы В. Л. Кондыревым.
Flag Counter